Мастин посмотрел на школьный двор.
Больницу.
Общинные сады и огороды.
Главную улицу.
Подавляя знакомое чувство зависти.
Горожане.
Они жили в неведении. Все до единого. В таком блаженном неведении.
Он не ненавидел их. Он не желал жить их жизнью. Он уже давно принял свою роль защитника. Стража. Дом его был стерильной комнатой без окон внутри горы, и он настолько смирился с этим фактом, насколько человек мог надеяться смириться. Но это не означало, что одиноким утром, глядя вниз, на то, что в буквальном смысле слова являлось последним раем на земле, он не чувствовал укола ностальгии. Тоски по тому, что когда-то было. По тому, чего никогда больше не будет.
Окинув взглядом улицу, Мастин сосредоточился на человеке, который быстро шел по тротуару. На человеке была темно-зеленая рубашка, коричневые брюки и черная стетсоновская ковбойская шляпа. В медной звезде, приколотой к лацкану, отражались солнечные блики. Человек завернул за угол, перекрестье визирных линий остановилось на его спине.
– Доброе утро, шериф Бёрк, – сказал Мастин. – Чувствуешь зуд между лопатками?
Выпадали спокойные минуты, такие, как эта, когда Заплутавшие Сосны казались реальным местом.
Солнечный свет, льющийся в долину.
Утро, все еще приятно прохладное.
Анютины глазки, украшающие, как драгоценные камни, цветочные ящики на открытом окне, из которого веет запахом готовящегося завтрака.
Люди выходят на утреннюю прогулку.
Поливают газоны.
Забирают местные газеты.
Капли росы испаряются с верха черного почтового ящика.
Итан Бёрк испытывал искушение продлить эти минуты, чтобы притвориться, что все точно такое, каким кажется. Притвориться, что он живет с женой и сыном в идеальном маленьком городке, где он – всеми любимый шериф. Где у них есть друзья. Уютный дом. Все, что требуется человеку. Именно притворяясь, он пришел к полному пониманию того, как же хорошо срабатывает иллюзия. Как люди могли позволить себе поддаться ей, раствориться в красивой лжи, которая их окружила…
Колокольчики зазвонили над дверью, когда Итан вошел в «Ароматный парок». Он шагнул к стойке и улыбнулся бариста – чувихе-хиппи со светлыми дредами и томными глазами.
– Доброе утро, Миранда.
– Привет, Итан. Как обычно?
– Будь добра.
Она начала готовить эспрессо для его капучино, а Итан тем временем осматривал кафе. Все постоянные посетители были здесь, включая двух старожилов – Филиппа и Клея, которые сгорбились над шахматной доской.
Итан подошел и стал рассматривать доску. Судя по всему, игра уже некоторое время находилась в таком состоянии: у каждого игрока оставалось по королю, королеве и несколько пешек.
– Похоже, впереди пат, – сказал Итан.
– Не торопись, – сказал Филипп. – У меня еще кое-что припасено.
Его противник, седой, как гризли, ухмыльнулся сквозь дикую бороду по другую сторону шахматной доски.
– Под «кое-чем» Фил подразумевает, что будет размышлять над своим ходом так долго, что я умру – и тогда он, естественно, победит.
– Ох, заткнись, Клей.
Итан двинулся мимо замызганного дивана к книжной полке. Пробежал пальцами по корешкам. Классика. Фолкнер. Диккенс. Толкиен. Гюго. Джойс. Брэдбери. Мелвилл. Готорн. По. Остин. Фицджеральд. Шекспир.
На первый взгляд то были просто собранные с бору по сосенке дешевые книжки в бумажных обложках. Итан снял с полки тонкий томик. «И восходит солнце». На обложке в импрессионистской манере был нарисован бой быков. Итан сглотнул, почувствовав ком в горле. Выпущенный большим тиражом первый роман Хемингуэя с хрупкими страницами – вероятно, единственный уцелевший экземпляр. По спине Итана побежали мурашки – так потрясающе и трагично было держать его в руках.
– Итан, все готово!
Он схватил еще одну книгу – для сына – и вернулся к стойке, чтобы забрать свой капучино.
– Спасибо, Миранда. Я одолжу эти книги, ладно?
– Конечно. – Она улыбнулась. – Обращайтесь с ними поаккуратнее, шериф.
– Сделаю, что смогу.
Итан прикоснулся к полям шляпы и двинулся к выходу.
Десять минут спустя он прошел через двойные стеклянные двери, вывеска над которыми гласила: «Офис шерифа Заплутавших Сосен».
В приемной было пусто. Само собой. Его секретарша сидела за своим столом и скучала, как обычно. Она занималась пасьянсом, выкладывая карты размеренными, механическими движениями.
– Доброе утро, Белинда.
– Доброе утро, шериф.
Она не подняла глаз.
– Кто-нибудь звонил?
– Нет, сэр.
– Кто-нибудь заходил?
– Нет, сэр.
– Как прошел вечер?
Она подняла взгляд, застигнутая врасплох, сжимая в правой руке туз пик.
– Что?
Впервые с тех пор, как Итан стал шерифом, в общении с Белиндой он вышел за рамки небрежных приветствий, прощаний и разговоров на служебные темы. В прошлой жизни она была медсестрой-педиатром. Интересно, знала ли она, что ему это известно?
– Я просто спросил, как вы провели вечер. Вчерашний вечер.
– А. – Она пропустила сквозь пальцы длинные седые волосы, стянутые в «конский хвост». – Прекрасно провела.
– Повеселились?
– Нет. Вообще-то нет.
Итан подумал, что Белинда, в свою очередь, задаст ему тот же вопрос – осведомится о том, как он провел вечер, – но спустя пять секунд неловкого молчания, пока они глядели друг другу в глаза, она так и не заговорила.
В конце концов Итан постучал по столу костяшками пальцев.
– Я буду у себя в кабинете.
Бёрк закинул ноги на массивный стол и удобно развалился в кожаном кресле с дымящейся чашкой кофе в руке. Голова гигантского лося таращилась на него с подставки на дальней стене. Благодаря этой голове и трем древним футлярам для ружей за столом Итан чувствовал, что у него в кабинете имеются все атрибуты провинциального шерифа.